— Ты мог бы показать мне это растение?
— Конечно, подождите немножко! — И бони углубился в лес.
Ожидание оказалось недолгим. Не прошло и пяти минут, как черный робинзон вернулся с торжествующим видом, и Робен сразу опознал принесенное растение.
— Да, оно мне встречалось! Это hibiscus abelmoschus, из семейства мальвовых, более известное под именем амбретты… Деревце родом с Антильских островов, его плоды издают сильный запах мускуса… И ты говоришь, что этот приятный, сладковатый запах обращает тигра в бегство?
— Ну да! Ему кажется, что он чует патиру, змею или каймана, — своих самых злых врагов!
— Теперь я понимаю, — сказал Никола. — Это нечто противоположное действию валерианки. Кошки от нее с ума сходят. Вы же знаете, что валериановые капли служат неотразимой приманкой для них, ее используют ловцы в белых куртках, по прозванию «повара», чтобы очистить парижские чердаки и водосточные трубы…
— И я тоже понимаю, — вмешался Анри, — я даже вижу всю сцену похищения нашего брата. Шарля схватили индейцы, которые натерлись амбреттой, потому что боялись ручного ягуара, а тот испугался ненавистного запаха и своей раны, которую причинила ему неловко направленная стрела. Его бегство и возвращение домой теперь легко объясняются, как и нежелание идти по следу этих индейцев, как и страх, внушаемый ему запиской, потому что от Шарля запах невольно перешел и на листок тростника…
— Кто его знает, — добавил Никола, — быть может, индейцы время от времени капали на дорожку своей настойкой, чтобы помешать Кэти выполнять свой долг охотничьей собаки?..
— Вполне возможно. Но, поскольку для нас эти предрассудки значения не имеют, мы пойдем вперед, и как можно быстрее! К сожалению, трудно поверить, что краснокожие всегда будут пользоваться только такими гуманными средствами защиты! Как бы там ни было, нас ожидают впереди скорые новости.
Робен не ошибся. Хотя индейцы — отличные ходоки, они не могли соперничать с робинзонами. Те вскоре поняли по несомненным признакам, что разделявшее их расстояние уменьшается. Листья веток, срезанных мачете беглецов, не успевали завянуть. А еще дальше обнаружилось, что срезы стеблей сочатся. Значит, люди прошли здесь совсем недавно.
Встреча приближалась. Иногда казалось, что похитители в нескольких шагах. Настала ночь. Сделали привал, и Робен отрядил в качестве разведчиков Анри и Ангоссо, наказав им проявлять величайшую осмотрительность. Следопыты отсутствовали около часа и вернулись на стоянку настолько тихо, что крыло летучей мыши произвело бы больше шума.
Робен ждал с мачете в руке. Ягуар, освободившись от своих страхов, бродил неподалеку.
— Отец, — тихо сказал Анри, — мы их видели.
— А Шарля? — с тревогой спросил тот.
— Шарля не было видно… Скорее всего, он в большой хижине, расположенной в центре. Вокруг нее все время сидят на корточках много индейцев.
— Но как вы разглядели в темноте?
— Они разожгли костры.
— Странно. Это указывает на то, что краснокожие не ожидают встречи с нами или же они готовы отразить любое нападение.
— Я склоняюсь к последнему. Тем более что там их такое множество…
— А каково расположение лагеря?
— Слушай. Они обосновались в том месте, где собирались нас казнить. В центре, как я уже сказал, большая хижина. Ее окружают восемь симметрично расположенных очагов, по два с каждой стороны. В расчищенном от деревьев месте, то есть напротив наших бывших «плах», горит большой лентообразный костер, в виде полукруга. Неосвещенная часть, понятно, примыкает к лесу.
— Да это настоящая система военных укреплений!
— Конечно, задачка атаковать не из легких!
— И тем не менее приступать к ней надо немедленно.
— Я тоже так считаю, отец. Но с какой стороны мы их атакуем?
— Тут нет сомнений. Освещенная зона представляется им лучше защищенной, следовательно, ее меньше охраняют. А теневая сторона наверняка ощетинилась стрелами и просматривается очень внимательно. Полукруглый костер — примитивная штука, для отвода глаз, больше всего годится для отпугивания хищников. Оттуда и бросимся в атаку. Бьюсь об заклад, там не больше двух человек на посту.
— А кто войдет в группу нападения?
— Самые крепкие. Ты, Ангоссо, один из его сыновей, Никола и я. Надо, чтобы первый натиск был сокрушительным. Мы кинемся через костер, с топором в одной руке, с мачете в другой. Это дело нескольких секунд. Поскольку мы не можем подвергать твою мать опасностям и нам нельзя распылять свои силы, вот что я решил: Эдмон, Эжен, второй сын бони и Казимир составят резервный отряд, который возьмет мое ружье, Башелико — отцовское. Устроив засаду в лесу, как в неприступной крепости, они станут отгонять беглецов, которые попытаются вырваться.
— Отец, твой план хорош, лучше не придумаешь. Нам остается только одно.
— Что же, милый друг?
— Как можно быстрее его осуществить.
— Я не ждал от тебя иного! Браво! И — вперед!
Если робинзоны одобряли какой-то план, то исполнение не заставляло себя долго ждать. Не прошло и двух часов после краткого «военного совета», как оба отряда были на исходных рубежах. Индейский лагерь окружил с востока резервный отряд, укрывшийся за деревьями и лианами, а с запада — группа нападения.
На полукруглой линии огромного костра выплясывали угасающие языки пламени, однако большое количество тлеющих углей и жара образовывали настоящий огненный ручей, шириной до трех метров. Это нисколько не смущало людей, готовых перепрыгнуть одним прыжком через гораздо большее пространство.
Пятеро нападавших выдвинулись как можно ближе к освещенной зоне. Затем Робен громовым голосом бросил клич: «Вперед!»
Друзья прыгнули с тигриной ловкостью и сразу очутились в лагере. Хотя прыжок был молниеносным, им все же показалось, что пламя чересчур сильно обожгло их. Коснувшись земли, робинзоны как бы внезапно ослепли, задохнулись, закашлялись. Этот кашель саднил и буквально раздирал грудь, необычно острый, судорожный, от него сотрясалось все тело. Глаза нападавших выступили из орбит, полные жгучих слез, они не видели ничего. Белых и негров повалили на землю безо всякого труда.
Ликующие вопли индейцев заполнили поляну.
Назначенная Бенуа и Акомбакой охрана лодок нашла, что дни тянутся неимоверно долго. Запасы вику исчерпались, необходимые компоненты для изготовления кашири отсутствовали, напитки белых людей были тщательно упакованы, завязаны, запечатаны, исключая всякое нескромное вторжение. Бедняги томились, как только могут томиться индейцы без выпивки и без табака, вынужденные обходиться скудной порцией лепешки и сухой рыбы.
Подобное положение не могло длиться долго. Если гора не шла к ним, то ведь они могли отправиться к горе. Осуществление такого плана прервало бы монотонность отшельнической жизни. Да и в самом деле: чем же заполнить время, если не пьешь? Не потребовалось долгих речей, чтобы оправдать безрассудную затею, — к ней приступили тотчас же. Пироги спрятали в прибрежных зарослях. Свои пагара дезертиры наполнили провизией, водрузили себе на головы — и отход состоялся как самое обычное явление. Это было даже не дезертирство в собственном смысле слова, поскольку индейцы соединялись с главной частью отряда, а оставление поста, важность которого представлялась весьма сомнительной. Нетрудно, вероятно, найти какое-нибудь различие, но военные советы у краснокожих так по-детски наивны!
Они пошли по маршруту, которым недавно проследовали Акомбака и белый вождь. Тропа пролегала мимо северной плантации «Доброй Матушки». Судьбе было угодно поместить на их дороге Шарля как раз в тот момент, когда молодой человек, как и предполагал его брат, убил воздушного пирата.
Вообще гвианские индейцы безобидны. Без сердечного тепла, но и без злобы встречают они путника, пытаясь из короткого общения извлечь хоть какую-нибудь пользу, и мирно удаляются, обменявшись несколькими пустыми фразами. Белых они уважают и немного побаиваются, потому что у тех водятся не только водка и табак, но и ружья.